Приказом № 1 Петроградский Совет ставил столичный гарнизон – единственную реальную силу Февраля – под свой политический контроль. В сущности, этот акт объективно был направлен против Временного правительства (почитаемого самими же лидерами Петроградского Совета главным источником власти). Вольно или невольно Совет получил важнейший и единственный рычаг власти (но не управления). Однако и его попытались использовать для поддержания Временного правительства, которому фактически передавалась вся полнота управления.

В марте 1917 года даже в революционной столице ни рабочие, ни солдаты не противопоставляли Советы Временному правительству. В Таврический дворец приходило немало посланий, нелепо адресуемых «Исполнительному комитету рабочих и солдатских депутатов Государственной Думы». Социалистические лидеры также были настроены на их сотрудничество, хотя на доктринальном уровне между ним и буржуазными министрами существовали принципиальные противоречия. Существовало представление о том, что Временное правительство и Петроградский Совет, чтобы удержаться на ногах, подпирали друг друга 35 . Эта характеристика довольно точна – по крайней мере, для марта 1917 года. При этом сами социалисты склонны были видеть в Советах своего рода строительные леса, обеспечивающие сооружение здания российского парламентаризма. Тогдашние политические верхи и партийные доктринеры имплицитно воспроизводили неистребимую российскую тягу к единоначалию, воображая, что своей «продуманной» осторожной политикой закладывают основания российской демократии. Порой это сопровождалось недовольством анархией. Так, в Златоусте Уфимской губернии уездный комиссар уже 12 марта жаловался, что «власть делится между двумя организациями, в самом Совете р[абочих] д[епутатов] полный хаос», его представители «крайне неинтеллигентны и ненавидят интеллигенцию», а стоящая за ними толпа «абсолютно недисциплинированна». И здесь надежды на «порядок» связывались с умеренными социалистами. И таких представлений было множество.

Считается, что на местах в течение марта возникло 242 Совета рабочих и 116 Советов солдатских депутатов. Как правило, рабочие Советы создавались представителями ВПК, профсоюзов, кооперативов. Повсеместно преобладали меньшевики и эсеры, а также «беспартийные социалисты», лишь 27 рабочих Советов возглавляли большевики (как правило, настроенные пока не столь непримиримо). В некоторые пролетарские Советы избирались и служащие, из среды которых и рекрутировались преимущественно «соглашатели с буржуазией». В небольших городах, гарнизон которых подчас превышал местное население, первым делом возникали солдатские Советы. В Курске, где находился крупный гарнизон, первым организовали свой Совет офицеры, солдаты к нему присоединились 9 марта; рабочий же Совет возник лишь через месяц. В Пензе 6 марта одновременно с буржуазным органом власти был образован Совет солдатских и офицерских депутатов, в который вошли 33 солдата, 22 офицера, 2 военврача и 2 военных чиновника. Решение об образовании Совета рабочих депутатов было принято только 10 марта. В Самаре 8 марта на совместном заседании солдатских и офицерских депутатов (44 солдата и 19 офицеров) был создан объединенный Совет, который возглавил прапорщик Филиппов. При этом в Совете признавали, что двоевластие опасно, а потому следует усилить буржуазный Комитет народной власти левыми элементами. Через несколько дней после такого заявления 20 марта во главе Исполкома Совета рабочих депутатов встал большевик В. В. Куйбышев, а сам Исполком состоял из двух большевиков, двух меньшевиков и одного бундовца. В данном случае Совет во главе с большевиком также взялся подпирать буржуазную власть. Ничего удивительного: до появления В. И. Ленина сходным образом были настроены едва ли не все большевики.

В Кронштадте, которому суждено было сыграть особую роль в революции, 1 марта был избран Временный Кронштадтский комитет народного движения, 5 марта образовался Совет рабочих депутатов, а 6 марта Комитет движения постановил образовать Совет военных депутатов армии и флота, который позднее слился с Советом рабочих депутатов.

Вопреки сложившимся представлениям, в 1917 году существовали не только Советы рабочих, солдатских или крестьянских депутатов. Так, в марте в Петрограде сформировался особый «совет» из «офицеров 2 Марта», пытавшийся наладить взаимоотношения с солдатами. В Москве в начале марта также возник Совет офицерских депутатов, в мае его члены клялись «победить или умереть», постановив, «что если солдаты в недельный срок не организуются в маршевые роты», они отправятся на фронт одни. Кроме того, офицеры, военные врачи и чиновники создали так называемый Республиканский клуб. В Севастополе действовал Совет рабочих и военных депутатов (87 солдат и матросов, 55 рабочих, 20 офицеров). В Николаеве в Совете военных депутатов состояли 20 солдат и матросов и 10 офицеров. В Гельсингфорсский Совет депутатов армии, флота и рабочих Свеаборгского порта входили 29 солдат, 24 матроса, 15 офицеров и 6 рабочих. Появилось множество мелких армейских организаций. А. И. Деникин отмечал, что только при штабе одной из армий Северного фронта, не считая организаций при отдельных частях этой армии, функционировала 21 организация: военных врачей, фельдшеров, сестер милосердия, военных чиновников, солдат-литовцев, солдат-украинцев, солдат-мусульман и т. п. В Сибири офицерские Советы возникли в Тюмени, Барнауле и Томске, но они проработали недолго, слившись с солдатскими Советами. В Тифлисе возник офицерский комитет для представительства в местном Исполнительном комитете и налаживания взаимоотношений с солдатской массой.

Наряду с ними создавались и действовали Советы военных депутатов, Советы матросских и офицерских депутатов, Советы безземельных крестьян (в Прибалтийских губерниях). Из бывших военнопленных со временем был создан Совет немецких революционных рабочих и солдат. На Черноморском флоте сам адмирал А. В. Колчак поначалу вникал в дела Совета и влиял на его деятельность.

Аналогом Советов в армии стали солдатские комитеты. Кое-где возникали и солдатско-крестьянские Советы. Солдаты принялись выбирать в них «хороших» командиров вместо «дурных». В Московском полку, где были убиты три офицера из 75, солдаты оставили на месте лишь семь командиров. В целом в московском гарнизоне свои должности сохранили около половины офицеров. В действующей армии такого не было.

Некоторые офицеры предпринимали отчаянные попытки наладить взаимоотношения с солдатами. Описан характерный случай:

Подполковник Г., стуча себя кулаками в грудь, как плохой провинциальный актер, произнес от имени Союза офицеров патетическую речь о необходимости скорейшего сотрудничества между солдатами и офицерами… 36

Однако солдаты по-прежнему смотрели на офицеров как на бар, выделяя среди них полезных в практическом отношении. Так, на один из армейских съездов «стихийно выбрали почти равное количество солдат и офицеров» 37 .

Как бы то ни было, нервная сутолока марта 1917 года исключала возможность какой-либо планомерной работы людей, вознесенных на вершину власти. На этом фоне возникло представление о двоевластии, о чем всуе стали твердить и правые, и левые. От Л. Н. Андреева трудно было ожидать восторгов – ему лучше удавались мрачные пророчества. Он писал 2 марта 1917 года в дневнике:

Праздник души кончился. Положение очень трудное и тревожное. Конечно, эта ничтожная Дума оказалась ничтожной и в великий момент. Куда им!.. Торжественный, кровавый, жертвенный и небывалый в истории порыв увенчался двумя ничтожными головами: Родзянки и Чхеидзе. Точно два дурака высрались на вершине пирамиды…

Писатель плохо представлял реальную конфигурацию власти, но почувствовал главное: она определяется иллюзиями – надеждой на преемственность «закона и порядка» у либералов и утопией «царства справедливости» у социалистов. Они были несовместимы. «Противоречие непримиримое», – считал он, отождествляя Временное правительство с «палатой господ, а точнее „бар“», а Петроградский Совет – с «палатой» бывших подпольщиков 38 . На деле и там, и там заседали упертые доктринеры, однако разного психического типа. Баланс этих сил держался на негласной договоренности: Совет поддерживает Временное правительство постольку, поскольку оно в своих действиях не выходит за некоторые рамки. Возможно, данная формула политикам казалась идеологически безупречной и тактически выверенной, но низам, ищущим свою единую власть, она вряд ли была понятной. Таким образом, политическая ситуация изначально оказывалась зыбкой. В сущности, она держалась на доверии масс к новым политикам. Последние между тем одинаково боялись ответственности – отсюда постоянные ссылки на волю будущего Учредительного собрания. Троцкий со свойственным ему ядовитым юмором назвал существующее положение «двоебезвластием». И именно это психологически раздражающее состояние вносило в ход событий элемент непредсказуемости.